Живое, мертвое, живое
- Произведение искусства есть такое сообщение, в котором есть по меньшей мере два уровня смыслов. Один уровень — торжествующая весть, победный клич. Мы — носители света, истины и добра. Мы — воплощение сил Жизни.
- Другой уровень — признание своего поражения. Мы провалили свое дело. Мы обречены и стоим перед вратами Смерти. С точки зрения психической нормы, тут шизофрения где-то рядом. Догадка о родстве гения и безумца не случайно укоренена в истории мысли.
- Жизнь и смерть — это как будто две стороны одной медали. На эту тему отваживались иногда заговаривать самые отважные из мыслителей Запада, каковы Фридрих Ницше и Зигмунд Фрейд. Их почитатель и ученик Жорж Батай развивал мысль о том, что бытие есть «бытие в расход» (таков мой вольный перевод батаевского термина dèpence), а творческая деятельность человека есть своего рода «творящее разрушение», или «разрушительное творение».
- Творчество как разрушение — этот принцип редко формулируется, ибо выдавать секреты тайных операций и в области искусств также не положено. Намекнем осторожно и издалека. Быть может, наши культурные герои сами суть ничто иное, как монстры в обличии героев? Смерть в маске Жизни? Иногда маска прирастает к своему носителю и превращается в его интегральную часть.
- Человек творческий и мыслящий везде подозревает присутствие монстра, ибо последний вездесущ и неописуемо коварен. Демоны рождаются из пены на губах тех самых ангелов, которые бьются с демонами. Такова знаменитая эсхатологическая* формула Григория Померанца.
- Творческий индивид Нового времени нередко жаждет верить в то, что он служит делу героев, творцов культуры и искусства, когда сочиняет свои стихи, лепит скульптуры, пишет картины или делает инсталляции. Но никуда ему не деться от догадки о том, что его герои подмененные, а его святыни — это орудия Врага, тайные инструменты темного царства преисподней, вселенской Могилы.
- Может быть, и я сам, художник или писатель, худкритик или куратор, тоже работаю на Врага и Бездну, помогаю силам тьмы, причем сам того даже не сознаю. В упрощенном и почти шаржированном виде здесь описывается тип мышления и психотип человека Нового времени, который никогда не бывает спокоен, не умеет остановиться на достигнутом и не способен достигнуть мудрого равновесия души. Не классический он грек — современный человек.
- Природа — Великая Мать, которая дает Жизнь своим детям. В том числе и человеку. И она же уничтожает своих детей, в том числе и человека. Мефистофель предлагает своему спутнику в трагедии «Фауст»: «Спускайся, а ежели сказать иначе — воспари! Это ведь одно». Versinke denn! Ich könnt’ auch sagen: steige! Es ist einerlei. Очень ясно выразился сын бездны о том, что нет разделительных рубежей в запредельном мире.
- Из самого низа, из мрачной утробы мира светлые герои культуры выводят нас к свету, дают отпор тьме и выстраивают антропный (разумный и моральный) космос, или Обитель Жизни. Так делают Геракл, Гильгамеш, Зигфрид-Сигурд и прочие борцы с чудовищами. Такова модель номер один, то есть самая первая (исходная, базовая) модель творчества. Но она не единственная.
- В Новое время появляется модель, связанная с бурным развитием машинных технологий и, позднее, информатики. Машина в образе человеческом, рациональное устройство, искусственный организм — новые личины врага из Бездны. Таков чудовищный Франкенштейн у Мэри Шелли. Наконец, искусственный интеллект, способный уничтожить своего создателя. Встречайте. Дождались.
- Мы сами, заблудшие люди культуры, создаем наших монстров. Враждебная мифологическая биология, то есть чудовища и монстры природы, нас уже не пугают, а скорее пугает машина, автоматическое устройство, омертвелая и опасная одушевленность, цивилизация роботов, «заводной апельсин» или оживающий манекен. Люди его сами на свою голову придумали и сотворили, и получили свой самодельный лик Смерти.
- И любовь, и необходимость бросают творческого человека в объятия живой Природы. Выйдя из начиненного электроникой автомобиля и слегка отходя от информаций, приходящих из карманного либо настольного электронного устройства, только и остается, что мечтать о журчании ручья и ветерке над полями.
- Малевич последовательно описывал академическое и музейное искусство, как квинтэссенцию механической мертвечины, как музейную археологию и патологические манипуляции с трупами. Так называемый зомби, этот биоробот и аналог механического монстра, превращается в архетип теории и практики сюрреалистов. Массовая культура на этом поле стала резвиться с величайшей раскованностью и немалой прибыльностью.
- Одни машины «за нас» и призваны улучшить и интенсифицировать нашу жизнь и природную благодать. Другие «против нас» и могут нас всех погубить. «Брат» волк и «сестра» рыба пострадают не менее, чем двуногие пленники технологий, воображающие себя царями природы.
- Энди Уорхол заявлял: «Я хотел бы быть машиной». Какой машиной он хотел быть, и почему? «Немашина» по имени человек врет, подличает, губит природу и истребляет себе подобных. Человек, каким увидело его современное искусство — это какой-то недоумерший зомби с задатками идиота, кровососа, убийцы и лицемера. Другое дело — Машина как таковая. Она чиста и невинна перед Богом, как чиста перед Ним бомба, сброшенная на Хиросиму. Чудовищны «немашины» по имени люди, которые ее направили в цель, а она — сама невинность.
- Убийцы и монстры из бездны — сегодня уже не драконы, не чудища с когтями, а образованные гуманоиды, которые выступают с высоких трибун, участвуют в выборах и произносят высокие слова. И ритуально уничтожают неугодных и инакомыслящих.
- Будем прямо смотреть в зеркало, не обманывая себя ужимками и хитростями. Сколько ни складывай губки бантиком, клыки не спрячешь. Мы — чудовища, агенты умерщвления, и наше культурное деяние состоит в том, что мы признаем этот факт и превращаем его в художественное высказывание.
- Вопрос: а разве Природа-мать не творила кровожадных чудовищ в эпоху мезозоя, и разве это не самое естественное дело — питаться другими формами жизни и тем самым выживать за счет живительного для нас пожирания и переваривания других живых существ?
- Чудовищные образования рождаются не только в живой природе, но и в креативных порождениях цивилизаций. Острый интерес исследователей к искусству тоталитарных режимов — это интерес экологического порядка. Эсхатология тоталитаризма странным образом сливается с экологией тоталитаризма. Речь идет о двуедином царстве жизни и смерти. Они нераздельны.
- В архитектуре, дизайне и монументальной пластике сталинской эпохи есть непредумышленные смыслы поразительного характера. Например, Мавзолей В. И. Ленина — это соединение в новой, почти кошмарной типологии таких вещей, как погребальный зал и храм Вечной Жизни. Одновременно. Вот такое двуединство эсхатологии и экологии. Оказывается, не только авангард и постмодерн были способны на такое.
- Мысленно спустимся в московский Метрополитен, это созвездие подземных дворцов, Рай и Ад одновременно, предназначенные для спрессованных человеческих масс. В часы пик они оттуда выдавливаются, как перемолотые субстанции из мясорубки. Да еще представим себе постоянное присутствие невидимых, но более чем реальных гибельных инфекций в этом подземном мире. Там — кровеносная система городского организма и путь в могилу. Райский ад? Адский рай?
- Официальное и салонное искусство диктатур 20 века демонстрирует красноречивую панораму «гальванизированных мертвецов», манекенов в мундирах и прочих образцов «подмененного человека». Нагие арийские воины в нацистской скульптуре демонстративно мертвенны и машинны, и это ужасно нравилось тамошнему начальству. Нацисты последовательно заигрывали с культом смерти, и их судьба закономерна. За что боролись, на то и напоролись.
- Коммунисты в СССР предпочитали культ поддельной (имитационной) жизни. Советский соцреализм в своих официозных версиях пришел к откровенной манекенности. Изображалось, так сказать, Живое с душком. Исполняя роли живых, гальванизированные мертвецы стоят на трибунах, строчат из пулеметов, трудятся на заводах, воспитывают детей. Счастливые человекообразные устройства несут яркие искусственные букеты манекенам любимых вождей.
- Избранность даруется отвергнутым. Чтобы подняться к новой Жизни, надобно погибнуть окончательно и бесповоротно. Эта эсхатологическая традиция мысли восходит к иудейским мудрецам, талмудистам. Возможно, что они имели контакты с ранним буддизмом. До сих пор эта линия продолжается. Мифологии «победного поражения» свойственны, например, коммунистической идеологии, феминизму, идейному американизму и русофильству.
- Реверсивные концепции всегда строились по одному образцу или одной матрице. Речь идет о мифологии избранного народа израильского. В Библии этот народ описан как хитрый, но легковерный, вечный предатель, стойкий только в своих заблуждениях, предрассудках и пороках. Неразумный, неспособный увидеть свою же пользу, и весьма ограниченный, при всей своей хитрости.
- В библейском обличении избранного народа можно заподозрить архаическую, древнюю магическую уловку, а именно, ритуальное поношение в адрес того объекта или того человека, которых следует уберечь от темных сил погибели. Чудовища и силы тьмы не покусятся на грязью облитого, опозоренного и негодного человечишку. Сатана, он же Шайтан – большой лакомка. Ему желателен кусок поаппетитнее.
- В искусстве работают один принцип прямого самоутверждения (живой герой побеждает гибельного монстра) плюс несколько реверсивных принципов. Первый, простейший реверсивный принцип: поклоняться кумиру Человека в облике священного чудовища. Культурный герой не знает нравственности, отец-основатель империи не ведает жалости, слабости, сочувствия.
- Сверхотец беспощаден. Чингисхан, Петр Великий, Наполеон описываются в национальных преданиях как «священные чудовища». Такой облик приобретает в русской нацмифологии и образ Сталина. Лик его ужасен. Он прекрасен. Почти по Пушкину. Перед нами душегуб, вдохновляющий народы для высшей Жизни.
- Авангардист, который разрушает священные сосуды классической музейной эстетики, имитирует этот тип поведения на свой лад. Так рождается «театр жестокости», постановщиками и героями которого становятся Пикассо и Маяковский, Сальвадор Дали и Джексон Поллок, Роман Полански, Педро Альмодовар, Венедикт Ерофеев, Дамиен Херст и другие. Лихо играли эти добры молодцы в мертвое, которое живее всех живых.
- Священный Герой-Монстр очищает авгиевы конюшни обреченного общества. Это дело не делается благовоспитанным манером в белых перчатках. Тут не обойтись без насилия, крови, грязи и грубости. Иначе не получится головы резать и из черепов пить кровавые коктейли. И чувствовать: живем полной жизнью.
- Изображения «человека гадкого», двуногого ничтожества и жертвы истории становятся одной из главных проблем европейского искусства, начиная с Брейгеля. Жалкий и смешной, многажды битый, похожий на иссохшего мертвеца, неудержимый и непобедимый никудышник Дон Кихот оборачивается национальным символом Испании и одним из главных персонажей искусства и литературы Европы и остального мира. Вот уж кто на самом деле живее всех живых.
- Человек без собственного лица, человек с тысячью масок на лице, уже совсем не живой и окруженный цивилизацией отбросов, и мутной невнятицы бытия, сквозь которую проглядывает Ничто – это концепция Энди Уорхола, Роберта Раушенберга, Синди Шерман и других звезд искусства Запада второй половины и конца 20 века.
- Не спрашивайте — откуда в искусстве России сегодня столько эсхатологии. Лучше спросите — почему она в искусстве возникает не на каждом шагу, а все-таки в избранных версиях. Часто она является нам в облике экологического сознания. Космология, антропология, политология и другие «логии» нынче эко-логичны, то есть эсхатологичны. Искусствоведение туда же норовит потихоньку проскользнуть.
- Не сказать, что эсхатология и экология суть одно и то же. Но очень часто они буквально пересекаются. Андрей Платонов сформулировал: «Жизнь у нас хороша, но жить некуда». Через полвека после того поэт–постмодернист Александр Еременко отчеканил: «Я люблю тебя, жизнь, будь ты проклята снова и снова». Признание в любви означает жить по полной, но «жить в никуда», то есть жить досмерти.
- Дмитрий Жилинский в ранние годы писал своей подробнейшей кистью сцены поэтичной жизни дома и семьи, а в поздние года написал деревянную фигурку гибельного тибетского демона рядом с иконой Св. Георгия, побеждающего дракона. И это на фоне букета, в котором засохшие стебли сочетаются с живыми ветвями и плодами. Мастер он изощренный, послание его всегда прямое и бесхитростное.
- В творческой биографии Татьяны Назаренко был такой этап, когда она писала праздники, народные гуляния и встречи с друзьями. Там воплощен неукротимый инстинкт жизни — социальной, биологической, личной. Но гротескность и ироничность этих витальных коловращений не позволит присоединить картины мастера к жизнелюбивым народным «наивам».
- Ольга Булгакова начинала двадцать первый век с картин демонстративно эсхатологических. А потом стала писать загадочные полотна, в которых сверкающие горячие краски напоминают то цветы, то стволы деревьев. Она как будто захотела возразить Андрею Платонову. Пока живем, есть куда жить.
- Александр Юликов запечатлевает почти каноническое «Оплакивание». Мать поддерживает руками голову погибшего сына. Верующие люди знают, что ее потомку суждено воскреснуть, притом во плоти, и даже еще исходить своими ногами всю Русь, как написал набожный поэт.
- Адам и Ева, клоуны и гуляющие пары в изображении Натальи Нестеровой неуклюжи и словно слеплены из ваты и пластилина. А писала их богатая и сочная кисть, словно предназначенная изображать живые цветы, теплые глаза, переливы солнечных восходов. Может быть, манекены тоже когда-нибудь оживают?
- Александр Ситников изобразил воинственных биороботов, которые режут и кромсают других биороботов. Из этого «триумфа смерти» может быть только один вывод: живое появится тогда, когда эти киборги перекромсают друг друга. Зерно, павшее в землю, умирает и дает новую жизнь.
- Обитателей христианских Небес запечатлевает кисть Ирины Старженецкой. Ангельские сонмы сияют и вечно поют славу Вечно Живущему, творящему миры верховному художнику. Какая энергия светится из цветущих кустов и небесных облаков? Но созданные для жизни люди изгнаны из Рая и познали Смерть. Тайна сия велика есть.
- Андрей Диллендорф лепил и отливал в нашем веке монстров и сцены агонии и погибели. И он же создает победительную «Амазонку», образ стремительной и бронебойной женственности. Баллистическая ракета тоже женственна. Тут мы прикасаемся к большой эсхатологической загадке.
- Владимир Мигачев словно задался целью проиллюстрировать новое продолжение дантова «Ада». Там тропинки, пробегающие по обожженной земле, могут опалить ноги идущего. Это первая часть формулы «Если не умрешь …». Помните вторую часть? «То и не воскреснешь».
- Владимир Наседкин ушел с головой в метафизику, словно в нем возродился наш славный философ Шифферс. Из пепла, песка и асфальта выстраиваются метагеометрические фигуры, и на них нанесены шифрованные послания из линий и кружков. Перед нами словно бусы-книги жрецов майя, несущие в себе послания о жизни и смерти. И это — на фоне сакральных пирамид, кубов и каких-то ритуальных площадок для жертвоприношений.
- Почему Анатолий Комелин решил сделать скульптуры на тему истории библейского Лота и его семейства? Жена Лота оглянулась, когда они все уходили из гибнущего города грехов. И она обречена. Сам Лот тоже не вполне жизнеспособен. А вот дочери — иное дело. Во чреве юном набухает плод. Греховная, да ведь все-таки жизнь. Разве она без греха бывает?
- С «Флорой» Виктора Корнеева хочется хотя бы рядом постоять. Юное цветущее тело обещает стопроцентную репродуктивность, а на голове пышный сад-огород. Таких бы дачниц побольше в нашем загородном поселке. Памятка читателю: шутка дурного тона в виде исключения простительна автору-пенсионеру.
- На больших холстах расположены могучие, горячие, холодные, тяжелые и легкие цветовые массы. Собственно говоря, как иначе можно отразить в живописи наше ощущение бесконечных космических далей и неописуемых энергий, невообразимых чудес Вселенной? Наталья Ситникова сама лично соглашается с таким взглядом на ее картины.
- Почему люди не летают? — один из вопросов великой русской литературы. Простор, свет и полет в вольном пространстве — это архетипы художественного воображения Татьяны Баданиной. Женское платье — то самое явление бытия, в котором мечта художника осуществляется самым убедительным образом. И столь же естественно придумывать, рисовать, проектировать прозрачные и легкие крылья. Крылья птиц в полете платьеобразны.
- Художественное ткачество сегодня хочет быть концептуальным, то есть жизненно-интеллектуальным. Наталия Цветкова черпает свои идеи из снов и книг Мураками. Соткать объемный череп единорога или иного существа — это вполне отчетливое послание о задачах художника. Огромный тканый зеленый лист, или гигантские прекрасные бабочки, парящие под сводами… Тут и объяснять нечего.
- «Древо Земли» Светланы Изгиевой принадлежит к категории символических олицетворений Жизни вечной, неистребимой и обновляющейся. В данном случае символическое Древо уподоблено кресту с распятой на нем фигурой известно кого. Сверху спускаются ветви-руки другого, выше расположенного Древа-Отца, поддерживающие тело Древа-Сына. Читают Евангелие в том числе представители садоводства и лесоразведения.
- Сурен Айвазян — хронист и философ жизни растений. Его красные цветы на красном фоне напоены силами жизни. Серовато-зеленоватые осенние травы словно предчувствуют наступление конца. Потом цикл повторится вновь. Другого не дано.
- Работы Алены Тельпуховской — то ли цитаты из сновидений, то ли страницы из истории жизни на планете Земля, или на другой планете, где особый свет, особая атмосфера, особая почва. Живая растительность купается в загадочном тумане. Иногда, впрочем, такое можно увидеть и в Подмосковье, если до рассвета выйти в поля и перелески.
- Персонажи Дмитрия Трубина делятся на две категории. У него есть растения, как бы неловко намеченные тускловатым акрилом. Они задают вопрос о том, как дальше жить, когда не хватает жизненных сил и питательных соков. Другая генетическая линия — механические человекообразные существа, то питающиеся из помойки, то занятые распиливанием дерева. Притом дерево явно живое и теплое, а зубастые убийцы живого — они не нашей крови.
- Татьяна Хенгстлер занимается своего рода штудиями на границе палеоантропологии. Ее внушительные объекты моделируют ранние каменные орудия людей в увеличенном масштабе. Это орудия универсальные. Можно ими и корневища копать, и зверей убивать. И соперника прикончить. Орудия жизни и орудия смерти. Одновременно.
- Говорить о художниках — дело увлекательное и важное. Но самые большие и глубинные смыслы заслуживают, как известно, значимого умолчания или загадочных намеков, как бы замещающих молчание. Гамлет подсказывает: The rest is silence
*Эсхатология буквально означает «учение о конце во времени и пространстве» или, в просторечии, о конце света. На основе Откровения (Апокапсиса) Иоанна Богослова.
Якимович А.К., искусствовед, академик Российской академии художеств